АРМИЯ ПОТРЕБЛЯЕТ ВСЁ „С КОЛЁС“

Интервью для проекта "Вёрстка"

— Пропагандисты, чиновники и многие радикальные «патриоты» настолько активно говорят о милитаризации экономики, что кажется будто она идёт вовсю. Насколько это соответствует действительности?

— Мне не нравится само определение «мобилизация экономики» применительно к ситуации в экономике страны. Оно означает то, что было в Советском союзе во время Второй мировой войны — когда в ущерб гражданским товарам производство массово переводилось на выпуск военной продукции. Ничего подобного в России сейчас мы не видим.

— Тогда что видим?

— Выход части оборонных предприятий на полную производственную мощность. Мы не знаем точно, о какой доле идёт речь, эта информация закрыта. Понятно, что есть предприятия вроде производителей стратегических ракет, ускорять работу на которых и не нужно. Война в Украине — не про стратегические ракеты.

Проще всего происходящее объяснить на примере Уралвагонзавода — по сути, единственного в стране производителя танков. Четыре года назад он строил 200 танков в год для российской армии, ещё 50 на экспорт. И был загружен примерно на четверть. Теперь, судя по информации о работе в несколько смен, он работает на полную мощность или близко к тому. Это чуть меньше тысячи танков в год.

Если перевести эти показатели в цифры, то можно вспомнить что несколько лет назад экспортный российский танк стоил «на выходе» около 3 миллионов долларов. Получается, что в самом пиковом случае рост оборота УВЗ за полный год составит чуть больше 200 миллиардов рублей. Даже если мы добавим к этому все остальные предприятия отрасли, то получатся совсем небольшие цифры роста по сравнению со всем ВВП страны.

— Какое влияние на экономические показатели сейчас оказывает война?

— Мы видим, исходя из данных официальной статистики, как в российской экономике вырос «флюс», явно связанный с ней. Это рост производства по отдельным группам. Например, выпуск кокса и нефтепродуктов в марте 2023 года вырос по отношению к марту 2022 на 9,3%. Но их экспорт из страны в связи с санкциями и переориентацией логистических цепочек не увеличивается. Видим рост производства электроники и оптики в первом квартале 2023 года на 21,9% к первому кварталу прошлого года, металлических изделий на 23,5% за тот же период, а также совсем с виду невоенных товаров, но тем не менее, связанных с войной — например, тех же кровоостанавливающих препаратов. Эти цифры говорят нам, что в стране появился какой-то большой потребитель всех этих товаров. И называется он армия. Но для рядового потребителя это не будет заметно — какая ему разница куда продаётся тот же бензин: на экспорт или в войска? С его точки зрения, он произведён, отправлен и исчез.

— Для рядового потребителя ничего не меняется?

— В России фиксируется рост зарплат. Потому что сотни тысяч уехали на войну, покинули страну, плюс оборонные предприятия могут дать зарплаты чуть выше, чем гражданский сектор. В результате не имеющие отношения к снабжению фронта компании должны повышать зарплаты. Тому же сварщику неважно, где работать — на оборонном или гражданском предприятии. Лояльности заводу сейчас нет. Поэтому идёт борьба за кадры, которая выливается в том числе и в рост оплаты труда.

— Возможен ли дальнейший рост существующего оборонного производства?

— У любого производства есть «плато». «Разгоном» оборонных мощностей российские власти занимаются уже больше полугода. По всей видимости, если они и не вышли на это «плато», то близки к нему. А резкий рост внутреннего производства возможен только при строительстве новых мощностей, то есть новых оборонных заводов. Премьер Михаил Мишустин недавно заявлял о планах построить два новых предприятия по ремонту бронетехники, но с тех пор о них ни слуху, ни духу. И это можно понять: решение о строительстве подобных производств — очень серьёзное, ведь влечёт за собой многомиллиардные и растянутые во времени затраты.

При этом достаточного горизонта планирования для таких проектов нет. Кто знает, когда кончится война? Чем именно кончится? И что делать после её окончания с новым предприятием, которое будет больше не нужно, с его работниками? Тому же СССР понадобился год на полномасштабный запуск военного производства во время Второй мировой войны. США тогда же смогли «раскочегарить» отрасль за счёт частного производства оборонной продукции примерно в течение двух лет. Кто в России готов сейчас всерьез планировать на такую перспективу?

— Есть много сообщений о частных производителях военной продукции — от носилок для раненых до раций и дронов. Их вклад в милитаризацию может быть заметен?

— Этого мы тем более не увидим. Представьте, что кто-то, видя дефицит дронов в российских войсках, решит построить настоящий завод по их производству. Это сотни миллиардов рублей инвестиций, длинные сроки строительства. При отсутствии возможности реального планирования на эти сроки. Те частные производства, которые сейчас ориентируются на войну — это совершенно незаметная величина. Например, производители железобетонных изделий сейчас, по всей видимости, зарабатывали на оборонных заказахi, теряя из-за падения спроса в поставках на гражданское строительство, а в этой отрасли Росстат показывает фронтальное падение. Но тот же цемент, в отличие от танковой брони, может пригодиться много где. Поэтому подобные производства легко переориентируются.

Чтобы не пропустить новые тексты «Вёрстки», подписывайтесь на наш телеграм-канал

— Есть ли возможность резко нарастить производство за счет внутренних ресурсов оборонных предприятий?

— Представьте, есть рабочий того же УВЗ, у него смена. Даже если он начнёт быстрее двигаться и как-то точнее выполнять свою работу, большого роста производительности его труда не случится. Возможно, даже наоборот. Рост возможен за счет увеличения поставок необходимых материалов, но и здесь всё упрётся в производственные мощности. И вряд ли производительность даже в таких условиях на том же УВЗ вырастет больше, чем на 10%.

— Насколько эффективно управляется оборонная отрасль? Ведь только публично есть минимум три центра принятия решений: комиссия премьера Мишустина, военно-промышленная комиссия во главе с Дмитрием Медведевым и, собственно Минпромторг и «Ростех», которыми управляют Денис Мантуров и Сергей Чемезов. Такое количество «кураторов» не создаёт хаоса?

— Они не мешают друг другу. Оборонное производство в России практически полностью государственное, поэтому и управляется оно административно. Мантуров и «Ростех» отвечают за конкретные проблемы конкретных заводов — вроде поставок необходимого оборудования и комплектующих. Военно-промышленная комиссия, отвечает за распределение денег в оборонной отрасли. И выступает медиатором между Минобороны и предприятиями, которые постоянно спорят о ценах и объемах поставок. А Мишустин решает вопросы, которые находятся за пределами этих двух ведомств. К примеру, взаимодействия «оборонки» с банками или тем же социальным блоком. Они не конкурируют между собой.

— Если никакой мобилизации экономики нет, зачем её так накачивать медийно?

— Это про «шашечки», а не про «ехать». Тот же Медведев со своим телеграм-каналом отдал своё имя на аутсорс другим людям. Нагнетается эта «мобилизационная» тематика не для участников оборонного производства, а для «болельщиков» — чтобы поддержка войны не ослабевала.

— Можно ли говорить, что имеющегося производства достаточно для закрытия потребностей войны?

— Армии для победы этого явно недостаточно. Мы это видим по ситуации на фронте. Решительных успехов российским войскам добиться не удалось. Армия потребляет всё производимое «с колёс», ничего на склады уже не отправляется.

— Многие радикальные «патриоты» уже говорят, что «мобилизация экономики» провалилась и, как тот же Игорь Стрелковi, призывают просить масштабной военной помощи в Китае. Там помогут, если попросить?

— Ни один реалистичный сценарий пока не подразумевает масштабной военной помощи. Россия, очевидно, проигрывает эту войну, а помощь проигравшей стороне — политически и стратегически неверный шаг. Если фронт будет стагнировать, то в поддержке тоже нет никакой необходимости. Не говоря уже о ситуации какого-то военного успеха российских войск. Китайцам незачем масштабно помогать РФ в этой войне — они заинтересованы в ослабшей и отрезанной от значительной части мира России, из которой можно выгодно получать ресурсы. А не в сильной державе-победителе.

— С чем может столкнуться Россия из-за нынешних попыток милитаризации экономики после окончания войны?

— С падением уровня жизни. Оборонные заказы закончатся, как и бюджетные траты на них, включая расходы на зарплаты. С фронта вернутся люди, которые будут искать работу, а все места будут заняты. Неизбежно падение доходов со всеми вытекающими последствиями.